Анастасия Васильевна Гендрикова: "Чем труднее и тяжелее делается моя жизнь, тем больше делается душевный мир".

Анастасии Васильевне в момент смерти было только тридцать лет. Настенька, так звали ее в Царской семье. Она не могла быть личным другом Государыни. Причиной для этого служила не столько большая разница в возрасте, как тот факт, что императрица придерживалась строгого правила, согласно которому личные друзья семьи не должны были занимать никаких официальных должностей. Анастасия Васильевна же была на должности фрейлины. Однако, графиня Гендрикова оказалась человеком настолько близким, что ее благодарность проявилась в готовности быть рядом до конца.

Осенью 1916-го, 10 сентября, скончалась мать Насти, Софья Петровна, и девушка осталась сиротой. Четыре года назад скончался ее отец, Василий Александрович Гендриков, граф, отставной военный, служивший при дворе гофмейстером, - должность значительная – заведующий придворным штатом. Это и подорвало силы матери. София Петровна страдала от тяжелой болезни и медленно и мучительно умирала на руках у дочери.

Вот книжка-дневник Графини Гендриковой. В черном изящном переплете из кожи, с застежкой, обхватывающей книжку, с замком. Дневник содержит ряд записей под определенными датами 1916 и 1917 годов. Вот обращение к покойной матери: «Ангел Мой! Пошли мне твою веру, силу Твоей молитвы терпения и покорности, которые поддержали тебя среди невероятных мучений. Я чувствую иногда, что эта мольба моя услышана, что через Тебя я приблизилась к Богу, что Ты вселяешь мне в душу неведомые мне до сих пор любовь к Богу и молитвы, любовь даже к Кресту как бы он не был тяжел. Но временами я падаю так низко, я боюсь Креста, я не в силах его выносить, в душе кипит безумная злоба и раздражение. Я чувствую, что Ты была сердита на меня третьего дня. Прости меня, радость моя, и помоги мне, подними душу мою выше к Тебе и Богу».

Приближались трагические события 1917 года. В феврале графиней Гендриковой была получена срочная телеграмма, в которой ее вызывали в Кисловодск к тяжело больной сестре Александре. Она выехала на Кавказ, однако, едва прибыв к сестре, узнала об отречении от престола Императора и произошедших революционных событиях и спешно вернулась обратно в Царское село. 8 марта 1917 года она прибыла в Александровский дворец, ставший в тот же день тюрьмой для всех, кто добровольно пожелал в нем остаться. В тот вечер она записала в дневнике: «Слава Богу, я успела приехать вовремя, чтобы быть с ними»

Таким образом, графиня Анастасия Васильевна добровольно разделила с Царской семьей ее последний, поистине Крестный, путь, начавшийся с Царскосельского заключения. Она же запечатлена и на некоторых из фотографий Царской семьи, сделанных в тот период: радостная, кротко улыбающаяся.

За два дня до оставления Александровского дворца Анастасия Васильевна  сделала в своем дневнике такую запись: «Я не могу уехать отсюда, не возблагодаривши… Бога за тот чудный мир и силу, которую Он посылал мне и поддерживал меня за все эти почти пять месяцев ареста. И я знаю, что все эти неземные чувства слишком хороши и высоки для меня. <...>…чем труднее и тяжелее делается моя жизнь, тем больше делается душевный мир. Я поняла теперь… что это лучшее, самое большее счастье, которое может быть, что с этим чувством все можно перенести, и я благословляю Бога… Какое чудное спокойствие на душе, когда можешь все и всех дорогих отдать всецело в руки Божьи, с полным доверием, что Он лучше знает, что кому и когда надо. Будущее больше не страшит, не беспокоит. Я так чувствую и так доверяюсь тому (и так это испытала на себе), что по мере умножения в нас страданий Христовых, умножится Христом и утешение наше. Если Он мне пошлет еще испытания и трудности в жизни, то даст соответственно и больше сил. Надо только изо дня в день просить у Него Духа Святого и силы на предстоящий день. Если же меня ждет смерть, то разве это может быть страшно (разве только по минутной человеческой слабости). У меня гораздо больше там, чем здесь. Я наконец буду дома… в вечном блаженстве и мире. Я знаю, что я ничто без помощи Божьей…: уныние, страх, малодушие овладевают мной, как только Божья благодать меня покидает, но я знаю, что это должно так быть временами, что это необходимое испытание, которое нужно стараться покорно и терпеливо вынести, и тогда опять находят светлые минуты, и я их жду и так верю, что они придут. У меня их так было много, что я знаю, что это только милость Божья не по моим заслугам…

<...>

Записи графини А. В. Гендриковой в ее дневнике свидетельствуют об истинно христианской настроенности ее души: полной преданности в волю Божию и терпеливом кротком несении тяжелейшего Креста, горечь, но одновременно и высшую духовную сладость которого она добровольно разделила со святыми Царственными страстотерпцами. Итак, 1 августа 1917 года узники навсегда оставили Царское село, направляясь, как они узнали только в дороге, к Тобольску.

По воспоминаниям графа Петра Васильевича Гендрикова, дважды навещавшего сестру в Тобольске, члены Царской семьи старались смиренно и кротко переносить все тяготы заключения. «С глубокой верой в Бога, с чистой совестью и ясной душой совершали они свой крестный путь, – писал он, – никто не слыхал от них ни ропота, ни жалоб. В одном из последних писем сестры из Тобольска читали мы следующее: ―…Временами ужасно тяжело на душе, но, когда видишь, с каким смирением и кротостью Они [Царская семья] все переносят, невольно черпаешь в этом силу и бодрость!»

Между тем, после Октябрьского переворота 1917 года режим содержания узников постепенно стал все более ужесточаться. 12 апреля 1918 года из ВЦИКа было получено распоряжение об аресте князя В. А. Долгорукова, генерала И. Л. Татищева, графини А. В. Гендриковой и Е. А. Шнейдер. Всех их перевели на жительство в Губернаторский дом, причем вместе с ними солдатами были самовольно арестованы и все остальные лица свиты, а также прислуга.

А вскоре в Тобольске появился чрезвычайный комиссар ВЦИК В. В. Яковлев, Государю было объявлено о необходимости отъезда вместе с ним из города.

Таким образом, 26 апреля 1918 года Анастасия Васильевна навсегда простилась с Царской четой, хотя одно из писем Государыни свидетельствует о том, что она была готова сопровождать ее.

Заключили их в арестный дом, находившийся на Ночлежной площади. Именно здесь летом 1918 года содержались все арестованные по политическим мотивам: священномученик епископ Гермоген (Долганев), верные царские подданные и слуги — князь В. А. Долгоруков, камердинер Т. И. Чемодуров, запасной боцманман И. Д. Седнев и матрос К. Г. Нагорный. Здесь же находились и те, кто был взят в качестве заложников: служители Церкви, врачи, владельцы престижных магазинов и другие. Графиню А. В. Гендрикову и Е. А. Шнейдер сразу поместили в общую больничную камеру — обе женщины были больны.

Изредка доходили до заключенных известия из Ипатьевского дома, где была заключена Царская семья. Тюремный врач иногда виделся с доктором В. Н. Деревенко и сообщал о состоянии здоровья наследника.

При наступлении белых и чехословацких войск некоторых из уголовников и заложников из арестного дома выпустили, политических же заключенных начали эвакуировать. 20 июля дошла очередь и до графини А. В. Гендриковой с гофлектрисой Е. А. Шнейдер и камердинером А. А. Волковым. Вот как вспоминал об этих событиях А. А. Волков: «Привезли [нас] на вокзал. Солдат сказал, чтобы мы остались на извозчиках, он же пойдет искать наш вагон. Стало темнеть. Сидя на пролетке, я думаю: ―Куда-то везут, видимо, не миновать смерти. Слез с извозчика, подошел к Шнейдер и Гендриковой и тихо говорю: ―Слезайте. Они делают знаки, что отказываются. Вернулся солдат, побранился, что нет никакого порядка, никто ничего не знает. Вновь отправился искать поезд. Я опять предложил моим спутницам сойти с экипажа и тихонько уйти. Они не согласились. Без них же уйти я не решился, опасаясь, что Гендрикову и Шнейдер тотчас после моего бегства расстреляют». Наконец, возвратившись, солдат повел их к арестантскому вагону. В это время узницы встретились с супругой князя Императорской крови Иоанна Константиновича княгиней сербской Еленой Петровной, находившейся также под арестом. Как писала впоследствии сама Елена Петровна, обе дамы были так истощены и бледны, что она едва смогла их узнать. С волнением обнявшись, они уже вместе зашли в вагон, который еще недавно служил для перевозки уголовных преступников (их фамилии и инициалы были во множестве нацарапаны на его стенах). Там находилось уже более тридцати арестантов из числа «интеллигенции».

Из всех заключенных  женщин наибольшую бодрость в тяжѐлом тюремном заключении проявляла именно графиня А. В. Гендрикова.

А дочь Е. С. Боткина Татьяна Мельник-Боткина писала в своих воспоминаниях, что, не имевшая при себе никаких личных вещей, Анастасия Васильевна «сама стирала свое белье под краном, причем, имея только одну смену белья, она, стирая блузу, надевала рубашку, а стирая рубашку, надевала блузу. Однажды ее вызвали к комиссарам:

— Отчего Вы не попросите Ваши вещи? — спросили ее.

— Мне ничего не нужно, — спокойно сказала графиня.

— Что Вы хотите?

— Служить Их Величествам до конца дней своих.

— Ах так?

— Да, так.

— Ведите обратно в тюрьму».

 О последних часах жизни графини сохранились подробные воспоминания княгини Елены Петровны и А. А. Волкова. В ночь на 4 сентября дверь камеры, в которой находились графиня А. В. Гендрикова и Е. А. Шнейдер, отворилась, были громко названы их фамилии. В дверях стояли два вооруженных красногвардейца, в руках у одного из которых была лопата, а у другого – мотыга. «Пока мы долго обнимались друг с другом, – вспоминала Елена Петровна, – я сказала по-французски моим подругам: ―Не нужно напрасно бояться. Вас, без сомнения, переводят в другой лагерь. Графиня Гендрикова ответила мне, собрав, по-видимому, все свое спокойствие при приближении смерти: ―К чему обманывать себя? В любом случае, если я должна сегодня умереть, а вы спасетесь, то вспомните об адресе моей сестры, графини Балашовой».

Она вырвала страницу из книги, лежавшей на столе, и торопливо написала адрес своей сестры в Кисловодске. «Si quelquechose m’arrive», — пояснила она княгине Елене Петровне.

Обеих дам увели вместе с А. А. Волковым в пермский арестный дом, где их ожидали еще восемь человек. Была глухая ночь. Всю партию в 11 человек (6 женщин и 5 мужчин) выстроили попарно — впереди мужчин, позади женщин — и повели в сопровождении более двадцати конвоиров сначала по городу, а затем по шоссе Сибирского тракта. Город остался позади. «Я думаю, — вспоминал А. А. Волков, — где же пересыльная тюрьма. И в душу закралось подозрение, не на смерть ли нас ведут». Алексей Андреевич спросил об этом шедшего впереди мужчину, который ответил, что тюрьму прошли давным-давно и ведут их, следовательно, на расстрел. Свернули с шоссе и пошли по дороге к ассенизационным полям. Тут А. А. Волков уже точно понял, куда и зачем их ведут, и, сделав прыжок вбок через канаву, бросился бежать влес. По нему дали два выстрела; Алексей Андреевич споткнулся и упал. Красноармейцы решили, что он убит, и прошли вперед. Однако А. А. Волков задет не был, он вскочил и снова побежал; ему вслед дали еще выстрел, но в темноте опять не попали. Через сорок три дня скитаний по лесам Алексей Андреевич благополучно вышел в расположение белых войск, избежав ожидавшей его смерти.

Между тем, всех остальных узников привели к валу, разделявшему два обширных поля с нечистотами; заключенных поставили спиной к конвоирам и сзади в упор дали залп. Однако стреляли не все — многие берегли патроны; большая часть конвоиров стала просто бить свои жертвы прикладами по головам… Затем с убитых сняли всю верхнюю одежду и в одном белье, разделив на две группы, сложили тут же в проточной канаве, немного присыпав тела землей.

В конце декабря 1918 года Пермь была занята частями Сибирской армии белых под командованием генерала А. Н. Пепеляева. Сразу же начались поиски останков жертв красного террора, однако тел графини Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер найти долго не могли. Лишь в мае того же года, через восемь месяцев после убийства, их останки были наконец обнаружены и перевезены на Ново-Всехсвятское (Егошихинское) кладбище для погребения.

Перед захоронением их подвергли судебно-медицинскому осмотру. Тело графини А. В. Гендриковой, по свидетельству генерала М. К. Дитерихса, сохранилось значительно лучше других: оно было крепкое, белое, а ногти давали даже розоватый оттенок. Следов пулевых ранений на теле не оказалось. Смерть последовала от страшного удара прикладом в левую часть головы сзади: часть лобовой, височная, половина теменной костей были совершенно снесены и весь мозг из головы выпал. Но вся правая сторона головы и все лицо остались целы и сохранили полную узнаваемость.

Останки Анастасии Васильевны Гендриковой и Екатерины Адольфовны Шнейдер были переложены в гробы и погребены 16 мая в общем деревянном склепе на Ново-Всехсвятском (Егошихинском) кладбище.

И в заключении хотелось бы сказать о том, что сейчас иногда можно слышать мнение, будто бы верные слуги пострадали лишь за исполнение своего долга, будто бы их кончину нельзя назвать мученичеством за Христа, а потому их канонизация невозможна. Однако хотелось бы отметить, что графиня А. В. Гендрикова всю свою жизнь была православной и старалась жить по-христиански. Добровольно разделив с Царственными узниками их Крест, она нашла в себе силы исполнить и самую возвышенную заповедь Евангелия: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». А по словам святых отцов, «не те только мученики, которые приняли смерть за веру во Христа, но и те, которые умирают за соблюдение заповедей Христовых». Поэтому, на наш взгляд, она, несомненно, также удостоена от Господа небесного венца, ее жизнь может служить для нас ярким примером.

Информация взята из следующих источников:

1. Доклад монахини Евстафии (Морозовой) «Личная фрейлина Императрицы Александры Феодоровны графиня Анастасия Васильевна Гендрикова: подвиг веры и верности».
2. Информация с сайта Фонда Памяти Новомучеников Императорского Дома Романовых.
3. Librahress.ru Анастасия Гендрикова. Тобольский дневник.
4. Pravmir.ru «Ангел Настя»: Анастасия Гендрикова.