8 марта, во второй день Великого поста, после службы, мы совершили паломничество на Бутовский полигон.

На Старо-Варшавском шоссе, на границе Москвы и Московской области есть съезд с основной трассы. Развилка дорог в этом месте отмечена Крестом-голубцом.  Дорога привела нас к храму – особому – посвященному Новомученикам и Исповедникам Российским в Бутове.

Название Бутово происходит от слова «бут» - названия мелкого строительного камня, который согласно историческим документам издавна добывался в этих краях. Бутовым называли также расположенное поблизости старинное барское имение Дрожжино, на территории которого в середине 20 века размещался спецобъект НКВД «Бутовский полигон». Кто только не владел этой землей. В начале 20 века усадьба перешла Зиминым. Здесь был конный завод. 12 марта 1935 года последний владелец  усадьбы Иван Леонтьевич Зимин скончался на руках у дочери.

Теперь эта местность отошла ведомству госбезопасности, вместе с бывшей Екатерининской пустынью и огромным совхозом «Коммунарка». Вскоре дороги и тропинки, по которым местные жители с детства ходили по грибы - по ягоды, перегородили колючей проволокой. Появились два поста со шлагбаумами и часовыми. Жителям стало известно, что на огороженной территории размером почти в 2 кв. км будет устроен стрелковый полигон. Полигон – так полигон. Никто и не удивился. Это теперь мы знаем, что так местных жителей подготавливали к тому, что по соседству с ними будут происходить массовые казни. Сами чекисты говорят, что ни настоящих учебных стрельб, ни испытаний стрелкового оружия на полигоне никогда не производилось.

Бутовский полигон – место массовых расстрелов и захоронений 1930 – 1950-х годов. Жертвами полигона стали более 20 000 человек. Это только те люди, которые известны по документам. Многим так и не удалось узнать место захоронений родителей. Теперь уже не дети, а внуки и правнуки разыскивают в списках убиенных своих дедов и прадедов. И находят их. Уже шестнадцать лет прошло с тех пор, как открылись ворота Бутовского полигона. Тогда же началась и работа по составлению Книги Памяти.

Небывалые по масштабу расстрелы 1937-1938 гг. были следствием решения Политбюро ВКП(б) от 2 июля 1937 г. О проведении широкомасштабной операции по репрессированию целых групп населения.  Во исполнение этого решения вышел «знаменитый» оперативный приказ № 000447 от 30 июля 1937 года за подписью Ежова. «Если во время этой операции будет расстреляна лишняя тысяча людей  - беды в этом особой нет», - писал Ежов в разъяснениях к приказу.

О том, как совершались казни, рассказал в начале 1990-х годов и.о. коменданта АХО Московского управления НКВД капитан А. В. Садовский. Он отвечал за приведение в исполнение приговоров по Москве и Московской области, в том числе и на Бутовском полигоне, с января по октябрь 1937 г.

Автозаки, в которых помещалось до 50 человек, подъезжали к полигону со стороны леса примерно в 1-2 часа ночи. Деревянного забора тогда не было. Зона была огорожена колючей проволокой. Там, где останавливались машины, находились вышка для охраны и прожектора, закрепленные на деревьях. Неподалеку виднелись два строения: небольшой каменный дом и длиннейший, метров восьмидесяти в длину, деревянный барак. Людей заводили в барак якобы для «санобработки». Непосредственно перед расстрелом объявляли решение, сверяли данные. Делалось это очень тщательно. Эта процедура продолжалась порой в течение многих часов. Исполнители приговоров в это время находились совершенно изолированно в каменном домике, стоявшем неподалеку.

Приговоренных выводили по одному из помещения барака. Тут появлялись исполнители, которые принимали  их и вели – каждый свою жертву – в глубину полигона в направлении рва. Стреляли на краю рва, в затылок, почти в упор. Тела казненных сбрасывали в ров, устилая ими дно глубокой траншеи. «Уборкой» тел занимались специально выделенные для этого сотрудники НКВД. За день редко расстреливали меньше 100 человек. Бывало и 300, и 400, и свыше 500. В дни расстрелов всем исполнителям и охране выставлялось ведро водки, из которого можно было черпать сколько угодно. (Да и как выполнять подобную работу, не оглушая себя спиртным?!) В сторонке стояло еще ведро с одеколоном. По окончании расстрелов ополаскивались одеколоном, т.к. от исполнителей за версту несло кровью и порохом. По их собственному признанию, от них «даже собаки шарахались». Затем исполнители шли в комендатуру, где от руки заполняли бумаги, в конце акта о приведении приговоров в исполнение ставили свои подписи.  После всех необходимых формальностей полагался обед, после чего  исполнителей, обычно мертвецки пьяных, увозили в Москву.

Сначала расстрелянных хоронили в небольших отдельных ямах-могильниках, но с августа 1937 года казни в Бутове приняли такие масштабы, что «технологию» расстрелов и захоронений пришлось изменить. В Бутово доставили мощный экскаватор типа «Комсомолец», предназначенный для рытья каналов. С его помощью заранее рыли громадные рвы, длиной в сотни метров, шириной в три-пять и глубиной в три с половиной метра. Всего таких рвов на полигоне 13, по имеющимся данным в них захоронено 20 760 человек.

Первое, что обращает на себя внимание в списках расстрелянных, это большое число самых простых русских людей. Однако начиналось все с «националов», которых казнили за шпионаж, потом перешли к «бывшим» и «церковникам» - их обвиняли в антисоветской агитации. Третья волна «чисток» накрыла инвалидов – из-за нетрудоспособности их отказывались содержать в тюрьмах и принимать в лагеря. Подавляющее большинство расстрелянных (80-85%) были люди беспартийные, около половины из всех имели низшее  образование. Одним словом, это были люди далекие от политики. Здесь расстреливали и 15-16 летних мальчишек и 80-летних стариков. Опустошались целые селения, в Бутове лежат по 10-30-40 человек – из какой-нибудь одной деревни или поселка.

Нет уверенности, что нам станут известны все имена расстрелянных на Бутовском полигоне, даже в период с 8 августа 1937 года по 19 октября 1938, не говоря уже о более ранних или последующих годах. Зато можно со всей ответственностью сказать, что каких-то имен мы не узнаем никогда, потому что было сделано все, чтобы их скрыть. Пример тому – документ, случайно обнаруженный в архивах УФСБ Санкт-Петербурга, в котором приказывается «…начальникам ДПЗ, ОДПЗ 1 и нач. следственной тюрьмы только лично полностью уничтожить все следы пребывания подследственного  (такого-то)  в означенных местах заключения (изъять дела, карточки, уничтожить записи в алфавите и т.д.»).

Особое место среди пострадавших занимают чада Русской Православной Церкви – священнослужители и миряне, убиенные на Бутовском полигоне. За неполные пятнадцать месяцев здесь было расстреляно 935 человек, единственная вина которых заключалась в исповедании Православной веры.

Сонм священнослужителей, пострадавших за веру в Бутове, возглавляют семь архиереев: митрополит, два архиепископа и четыре епископа. Вместе с ними расстреляно множество архимандритов, протоиереев, игуменов, иеромонахов, священников, диаконов и иеродиаконов, монашествующих, псаломщиков; здесь расстреляно около двухсот человек мирян: церковные старосты, регенты, певчие, уборщицы храмов, сторожа. Среди расстрелянных священников преобладают простые приходские батюшки Москвы и Московской области. Старейший архиерей, приявший мученический венец в Бутове, - священномученик Серафим, митрополит Ленинградский (в миру – Леонид Михайлович Чичагов), человек незаурядных и разносторонних дарований, мужественный воин, ученый, историк, священнослужитель, проповедник, писатель, живописец и музыкант.

В заключении – слова Л. Головковой, одной из составителей книги «Бутовский полигон»: «Возвращаясь мысленно к годам репрессий, снова и снова зададимся вопросом,  на который до сих пор не найдено исчерпывающего ответа. Как могло случиться, что в стране, где в течение веков главенствовали христианские нравственные идеалы, воцарилось насилие, обман, предательство, пренебрежительное отношение к человеческой жизни? Эпохой «скрывшейся любви», обманутого и попранного доверия можно назвать то время. Бесчисленными жертвами режима стали и сами виновные в злодеяниях (их – десятки, может быть, сотни тысяч), и невиновные (их – миллионы). Хотя, строго говоря, невиновными в то время можно считать разве что младенцев. Все, так или иначе принимали участие в совершающихся беззакониях: кто – действием, кто – бездействием, кто – ежедневной ложью, кто – тем, что согласился быть обманутым. Конечно, души умученных и убиенных очищены страданием, их пока еще помнят, Церковь молится о них, а прославленные Новомученики молятся за нас, грешных. Последствия прошлых преступлений мы видим повсюду: в человеческой вражде не на жизнь, а на смерть, религиозной и национальной нетерпимости, а главное – в отсутствии непреходящих духовных ценностей, место которых заняли ценности материальные. В результате – снова льется кровь, снова горе и слезы. Чтобы разорвать этот заколдованный круг, требуется глубинное осмысление случившегося на всех этапах. Нам же всем, если мы хотим возрождения нашего Отечества, предстоит еще большая работа по преодолению пороков, доставшихся в наследство от прошлых лет».