Где вы слышали о таком управляющем, который бы не считал себя умнее, трудолюбивее и достойнее своего господина? Кто из них не видел себя в образе и подобии полновластного хозяина земель и крепостных душ, коих он «отечески» наставлял, наказывал и миловал, неустанно заботясь исключительно о благе и процветании барина? Нет такой меры вознаграждения, которая бы казалась бурмистру или управляющему достаточной, и не хотелось бы получить ещё чуть-чуть; но, упаси Бог, не из рук благодетеля и кормильца, а исключительно благодаря собственным недюжинным способностям делать жизнь вокруг себя справедливее и богаче. На должности управляющего сходненской вотчиной Меншикова с 1800 по 1803 был отставной секунд-майор Савелий Константинович Хорьков. Лет сорока пяти, из мещан, он любил ходить в длиннополом, наглухо застегнутом синем вицмундире офицера драгунского полка (без погон). Красный стоячий воротник немилосердно подпирал ему уши и резал щёки. Начищенные бронзовые пуговицы сияли величием былых побед, выпуклые блестящие глаза смотрели в упор, не мигая, словно тоже были пуговицами. На полных кривоватых пальцах блестели серебряные и золотые кольца, украшенные бирюзой. Несмотря на довольно грузную комплекцию, ходил он, крепко ставя ногу, да и остальное выдавало в нем недавнего служаку – просто говорить или что-то рассказывать он не умел: вышестоящим – докладывал или рапортовал, нижестоящим – приказывал или наставлял, как новобранцев на плацу. Он производил впечатление решительного, бесхитростного и бескомпромиссного человека. На каких полях сражений, за какие подвиги Савелий Константинович получил боевые награды и звание секунд-майора, осталось неизвестным, но свою хватку и находчивость на службе у генерал-майора, тайного советника, светлейшего князя Сергея Александровича Меншикова, он проявил достаточно быстро. Лето 1802 года выдалось сухим и жарким, рожь и овсы беспомощно никли на желтых полях. В том годе с дождем по всей России не ладили – он повсеместно был глухим и слепым: его на поля просили, а он шел туда, где сено косили; барабанил не там, где ждут, а где овсы жнут. В палящие июльские дни управляющий Хорьков организовал депутацию из приказчиков и десятников деревень Юрово, Машкино и Филино. Толпа мужиков пришла в храм Владимирской иконы Богоматери к батюшке Георгию Иванову (очень хороший и культурный священник был). Хорьков выступил вперед, приложился к руке настоятеля, широко перекрестился и с поклоном рубанул: – Просим вас, батюшка, молебен по полям совершить… о дожде… значит. Батюшка просветленные глаза поднял и, обведя взглядом депутацию, тихо ответствовал: – Это хорошо, что вы пришли. Молебен только тогда Всевышний слышит, когда он по воле и желанию прихожан свершается. Вот через два часа и исполним. Весть о молебне ниспослать дождь на поля искрой пролетела по деревням. Мужчины, женщины, дети в чистых праздничных одеждах – белых рубахах, кофточках, нарядных сарафанах – бежали к церкви… Впереди крестного хода с большим крестом в руках встал дьяк Иван Васильев. На затылке его, как крысиный хвост, болталась тонкая косичка. За дьяком в центре колонны, бережно держа хоругвь, величаво стоял батюшка. По правую руку от него с иконой в руках расположилась матушка Елена Михайловна, по левую руку – тоже с иконой, жена дьяка Евдокия Егоровна. Далее остальные – по ранжиру: управляющий Хорьков, немолодой, но ещё крепкий староста села Куркино Терентий Васильевич, приказчики Юрово, Машкино, Филино, мужики и бабы из ближайших деревень – много было народу. Быстро разобрали иконы, на руках у многих вышитые полотенца; все стояли торжественно, благоговейно ожидая удара колокола. И вот первый удар благовеста вознёсся в небо, толпа всколыхнулась и замерла. Густой медленный звук поплыл вдоль людской колонны, за ним, догоняя предыдущий, раздался новый удар колокола, за ним ещё и ещё… Крестный ход начался. Пройдя полсотни саженей, процессия остановилась возле церковного кладбища. Батюшка Георгий никогда не забывал при каждом удобном случае отслужить панихиду по усопшим. Обычай этот велся исстари: живые молились за упокой умерших, чтобы те, которые ближе к Богу, помолились в иных краях о нуждах живых… Потом колонна с пением молитв пошла по окаменевшим полям. Какие это были страстные молитвы! Женщины плакали от переполнявших их чувств, мужики истово крестились и молили о чуде: «Господи! Ты не можешь не услышать нас, бедных чад Твоих! За эту веру, за слезы наши дай нам то, о чем мы просим! Дай! Дай! – ведь нам нужно так мало, всего-то дождя на иссохшую страдающую землю»... И чудо свершилось – на другой день пролился дождь. Вернуть поля к жизни и спасти урожай он, конечно, уже не мог, но всё же, всё же… По причине неурожая, угрозы голода и болезней светлейший князь Меншиков, не желая допустить разорения своих подмосковных поместий, милостиво повелел своим управляющим сократить наполовину крестьянские подати за текущий год. Отставной майор Хорьков то ли забыл, то ли невнимательно слушал указания барина, но в течение осени и зимы 1802 года выколотил из мужиков оброк в полном размере. А когда повез в московскую контору сдавать своему благодетелю ассигнации, то вдруг вспомнил высочайшее барское распоряжение и отдал из восьми тысяч собранных денег ровно половину… Пожалуйста, подождите